Добрый день, уважаемые коллеги. Большое спасибо за то, что предоставили возможность встретиться с вами, поговорить на темы финансов, экономики и ответить на интересующие вопросы. Пообщаться – это всегда полезно всем, в том числе и руководству Министерства финансов. 

Тема нашей лекции сегодня – вопросы бюджетной политики: как бюджетная политика влияет на рост, в чем мы видим задачи бюджета на сегодняшний день, на предстоящий период и вообще чем «живет» Министерство финансов.

Вопрос первый – о бюджете и экономическом росте. Часто говорят о том, что Министерство финансов просто сводит бюджет (такой «бухгалтерский подход»): лишь бы был поменьше дефицит, побольше доходов, и соответственно, все остальное уже принимается как сметный подход. Хочу сказать, коллеги, что это совершенно не так, потому что бюджет – это основной инструмент экономической политики. Давайте вспомним: все предыдущие кризисы (когда страна развалилась, Советский Союз) связаны с бюджетом. И стимулирование экономического роста мы осуществляем через бюджет, через налоги, через расходы и так далее. Поэтому бюджет как экономический инструмент в руках Правительства играет ключевую роль при стимулировании, при воздействии на экономику. Потому что бюджет – это и налоговая политика, и соответствующее воздействие на бизнес. И от того, какие будут налоги, какой будет структура налогов, какими будут преференции по тем или иным отраслям, будет зависеть и экономический рост. 

Бюджет – это и расходы. От того, как они будут структурированы, какой будет приоритет отдан расходам текущим, инвестиционным, оборонным, поддержке субъектов Российской Федерации, – тоже во многом будет зависеть и ситуация в экономике, и с ключевыми отраслями, в том числе и бюджетными отраслями.

Безусловно, бюджет – это и финансовый рынок, потому что дефицит бюджета осуществляется и покрывается за счет выпуска ценных бумаг. Какой объем ценных бумаг, по каким ставкам, какой размер дефицита, и денежно-кредитная политика в связи с этим как будет реализовываться – обо всем этом мы и хотели бы сейчас с вами поговорить. Потому что когда мы говорим об источниках роста, о рецептах роста, безусловно, использование бюджетных возможностей, инструментария, который заложен в бюджет, является ключевым. Давайте поговорим: какие рецепты роста мы можем задействовать через бюджет?

Есть так называемые базовые легкие рецепты роста финансирования через бюджет, а также те рецепты, которые нам предписаны экономическими законами (которые соблюдаются где бы то ни было, хочешь – не хочешь). Поэтому, когда мы говорим о задействовании рецептов роста через увеличение дефицита бюджета, многие говорят: «Слушайте, у нас маленький долг, давайте увеличим дефицит, и эти деньги, которые мы привлечем с рынка, направим на финансирование дорог, науки, образования. Все это даст в конечном счете отдачу, мы получим больше доходов, и ваш дефицит не будет влиять на ситуацию в экономике, не будет влиять на ставки, на инфляцию и так далее». К сожалению, это не так. И когда мы говорим об увеличении дефицита, безусловно, этот показатель влияет на процентные ставки в экономике, потому что чем больше дефицит бюджета, тем больше мы занимаем с рынка для финансирования наших расходов (больших расходов). Ведь если мы говорим о том, что доходы не равны расходам (есть дефицит), то соответственно от его размера будет зависеть и объем наших заимствований на рынке. Соответственно, это отразится на процентных ставках в экономике. Будут более высокие процентные ставки в экономике – соответственно роста не будет. И будут вытесняться частные инвестиции, потому что мы, заимствуя через бюджет, пропуская через бюджетную систему, по сути дела забираем эти частные деньги из экономики и перераспределяем через бюджетную систему. И де-факто мы видим, что это также негативно влияет на экономику: большой дефицит негативно влияет на ставки и негативно влияет на динамику экономики.

Или второе, предположим: «Более дешевые деньги - давайте их привлечем». Многие еще до сих пор предлагают профинансировать нам дефицит бюджета за счет инвестиционных источников, за счет просто эмиссии Центрального банка. Это точно губительно для экономики, потому что это приведет к инфляции, приведет по сути дела к инфляционному налогу, и все те дополнительные ресурсы, которые мы получим за счет этого из бюджета, они будут съедены инфляцией. И в результате мы никакого эффекта не получим, наоборот, введем дополнительный инфляционный налог. Не годится абсолютно.

То же самое – использование такого инструментария, как привлечение более дешевых денег от Центрального банка для финансирования тех или иных отраслей. Для финансирования, предположим, поддержки промышленности, и так далее. У нас был такой инструмент, в период кризиса мы его использовали, правда, в ограниченном объеме. Но к чему это приводит? Это приводит к тому, что действительно более дешевые деньги доходят до конкретных отраслей, предприятий промышленности и так далее, но такие инвестиции, потому что с этими деньгами приходят и частные инвестиции, вытесняют ресурсы из других отраслей, где таких преференций нет. Так получаются перекосы в перетоке инвестиций, перетоке ресурсов, и перекосы в экономике, что соответственно деформирует структуру экономики.

Поэтому хочу сказать, что такие легкие рецепты финансирования роста за счет простых решений, а именно – увеличить дефицит, увеличить долг, где-то что-то просубсидировать, – такие легкие решения не проходят. Да, их можно использовать, можно задействовать, но в ограниченном, очень точечном порядке, как мы это делали в период после кризиса.

Далее мы хотим рассмотреть пример Греции. Как раз Греция и Бразилия через бюджет хотели простимулировать экономику, простимулировать спрос, увеличить расходы, сделать благосостояние своих граждан лучше. И в конечном счете все равно напоролись на те же самые экономические законы, которые действуют в любой стране при любых правительствах. Потому что экономические законы не обманешь.

Вот пример Греции: расходы бюджета на соцобеспечение и оплату труда. Мы видим, что после вступления Греции в Евросоюз начали расти социальные расходы. Надо повышать их уровень (казалось бы, благое дело): увеличивать расходы, повышать социальные выплаты, заработную плату и так далее. Мы видим, что эта нижняя часть (на верхнем слева графике) резко увеличилась после того, как Греция вступила в Евросоюз и начала проводить активную социальную политику. Но за счет чего? Явно за счет увеличения дефицита бюджета. Дефицит бюджета возрос практически до 16% ВВП, и резко увеличился долг, потому что долг возрос до 180% к валовому внутреннему продукту. Что в результате? Доходность облигаций увеличилась, в целом доходность на рынке также возросла. Ключевые экономические показатели свидетельствуют об отрицательных темпах роста экономики. И благое дело – повышать через бюджет заработные платы, пенсии, стипендии, социальные выплаты – обернулось тем, что увеличился долг, увеличился дисбаланс, и в конечном счете это привело к сокращению темпов роста экономики.

То же самое – Бразилия. Совсем недавний пример, когда в период кризиса мы проводили достаточно жесткую бюджетную политику, бразильцы заливали свои потребности дополнительными бюджетными вливаниями. Что в результате получилось? То же самое (как и у Греции), по сути дела. Смотрите: в 2015–2016 годах, когда были последние проблемы (кризисная ситуация), Бразилия просто увеличила дефицит бюджета, увеличила объем долга. Это привело к таким же последствиям – это рост процентных ставок, инфляция, увеличение безработицы, рецессия и более глубокий кризис, чем в тех странах, которые в этот период проводили более жесткую бюджетную и монетарную политику. 

То есть такое смягчение (мягкая денежно-кредитная политика – увеличение расходов в сложный период) приводит к тому, что ситуация с кризисными явлениями никуда не девается, она просто растягивается во времени. Если дальше потом все равно сворачивать мягкую бюджетную денежно-кредитную политику, то в результате все рано нужно будет проводить более жесткие меры консолидации. И, в конечном счете, просто процесс растягивается по времени и больнее бьет по гражданам и по экономике.

Посмотрев на две страны, которые проводили такую экономически невыгодную, будем так говорить, политику, вернемся к России. Что было у нас в периоды, когда мы испытывали шоки? Здесь (на слайде), видите, мы взяли несколько периодов, когда цены на нефть резко снижались, а наша страна все-таки зависит от экспорта нефти. Хоть сейчас эта зависимость и стала ниже, но тем не менее в разные периоды мы испытывали проблемы, исходя из изменений цен на мировых рынках. И в 1984-1986 годах, когда произошло снижение цен на нефть, мы видим дисбаланс. Если брать снижение поступлений по платежному балансу в 1984-1986 годах, накопленный итог составил примерно 7% ВВП. После этого мы помним (кто постарше – помнит), какие проблемы испытал Советский Союз. Советского Союза просто не стало. Потому что начали также проводить очень мягкую бюджетную политику, начали эмиссионно закрывать эту дыру, перестали заниматься оптимизацией расходов, потому что в этот период нужно было, конечно, поджаться, ужать кое-какие расходы, особенно оборонные расходы, которые выросли на тот момент до огромных величин, не сокращались. В результате получился финансовый кризис. Мы помним, что не было продуктов в магазинах, была инфляция. И какими были последствия – мы все прекрасно знаем.

То же самое в 1998–1999 годах, когда снижение поступлений по платежному балансу у нас составляло около 7% ВВП. 

А в последний кризис 2013–2015 годов, помимо снижений поступлений от экспорта, наложились еще и ограничения по санкциям. Мы перестали получать иностранные кредиты, иностранные инвестиции. И в результате вот такого двойного шока мы недополучили около 13% ВВП от внешнего финансирования. Гораздо сильнее, гораздо мощнее вот этот шок повлиял на экономику, чем в предыдущие кризисные периоды. При этом в результате экономического кризиса 1984–1986 годов даже не стало страны – Советского Союза.

За последние два года, хоть ситуация и была сложная, но тем не менее через меры бюджетной консолидации, которые были приняты финансовыми властями, нам удалось быстро купировать эту проблему. Мы сбалансировали финансы и начали выходить на траекторию роста. Чуть позже я об этом скажу.

***

Как происходили адаптации к такого рода кризисным явлениям или ценовым шокам в различных странах? Я не раз говорил о том, что нам нужно ориентироваться на страны, которые имеют очень взвешенную финансовую политику: Норвегия, Чили, Австралия… Россия находится [в этом списке] где-то посерединке: мы имеем, казалось бы, большие резервы, но у нас есть еще и большие траты. Есть страны, которые практически не имеют резервов, но тем не менее имеют большие бюджетные траты. Как они перенесли эти шоки на мировых рынках в связи со снижением цен? Хочу сказать, что Норвегия, Чили и Австралия практически не почувствовали [эти шоки]. Почему? Потому что проводили очень взвешенную бюджетную политику. А Венесуэла, Алжир, Ангола, Нигерия – наоборот… Мы видим, какая ситуация сейчас в Венесуэле: инфляция больше 2000%, больше 2000% – дефицит продуктов в магазинах и так далее.

То есть речь идет о том, что нам нужно проводить очень взвешенную бюджетную политику. И тогда все шоки, которые, возможно, будут повторяться (и цены на нефть будут падать, и мировая экономика будет не расти, а иметь тренд к снижению), они не будут нас так беспокоить, как это происходило раньше.

Поэтому, возвращаясь к разговору о России, отмечу, то нашей целью в бюджетной политике в 2015–2016 годы был скорейший переход к равновесному состоянию экономики. Потому что резко снизилось поступление в страну валюты за счет того, что произошло снижение цен на нефть и в связи с санкциями был ограничен поток капиталов. И залить это непоступление ресурсов одним бюджетным финансированием означало бы просто рост инфляции, рост ставок, недоверие к политике, проводимой Правительством, со всеми вытекающими последствиями для экономики. 

Что мы сделали в этот период? Быстро подстроили структуру цен и стабилизировали инфляцию. Курс отпустили. То ослабление рубля, конечно, сказалось на наших с вами сбережениях, доходах, потому что курс рубля примерно в два раза ослаб. Но курс стал плавающим и позволил сбалансировать платежный баланс, сделать выгодным экспорт нашей продукции. И за счет этого экономика начала постепенно разворачиваться.

Дальше Центральный банк ввел инфляционное таргетирование, то есть поставил себе целевой показатель по инфляции. Это 4%. И мы начали вместе с Центральным банком принимать меры по достижению этого показателя. За счет чего? Еще раз повторюсь, Центральный банк ввел плавающий курс рубля, Минфин начал проводить жесткую бюджетную политику, то есть программу консолидации бюджета. Мы начали сокращать имевшийся дисбаланс бюджета. Мы не стали накачивать его инфляционными ресурсами. И это дало свои результаты. В прошлом году мы получили самый низкий в нашей истории уровень инфляции (и этот процесс продолжится и в текущем году). Мы приняли ряд точечных мер по поддержке предприятий. И это дало нам возможность начать выходить из рецессии в рост. В конце 2016 года мы получили первые темпы роста. В 2017 году – 1,5% рост. В этом году, уверен, темпы роста будут выше.

Мы, очень быстро отреагировав на кризисные явления, быстро перешли от спада к росту. И последний наш так называемый кризисный период с 2014 по 2015 год характеризуется минимальным с точки зрения падения темпов ВВП от пика до дна кризиса. Если раньше мы имели падение больше 10% ВВП, то сейчас этот показатель находился около 4% ВВП. Все это благодаря тому, что мы через меры бюджетной и денежно-кредитной политики смогли быстро отреагировать.

Основная наша задача: снижение нефтезависимости. Для чего? Речь идет не только о снижении нефтезависимости Федерального бюджета. Потому что были моменты, когда его доходы где-то на 60% и более зависели от нефтегазовых доходов. По сути дела, мы были в полной зависимости от того, какая конъюнктура сложится на нефтяном рынке. А на рынке складывалась неплохая конъюнктура – 120 долларов за баррель. Мы видели ситуацию на мировых рынках. И вроде как благополучно жили и росли. Кстати говоря, во многом рост экономики в тот период был обусловлен тем, что росли цены на нефть. Они росли где-то с 25-30 долларов за баррель до 120. Мы, по правде сказать, очень благодушно себя почувствовали, как будто так всегда и будет продолжаться. Однако нет. Ситуация изменилась в 2014–2015 годах, и нам пришлось абсолютно перестраивать свою бюджетную и экономическую политику.

Мы приняли меры и теперь от ценовых колебаний зависим намного меньше. Если у нас в 2013 году равновесная цена для платежного баланса (с тем, чтобы нам не тратить резервы или не обесценивать курс рубля) составляла около 100 долларов за баррель, то в 2017 году это уже 40 долларов за баррель. Мы сейчас приняли такие бюджетные правила (ограничения – сколько мы можем тратить нефтегазовых доходов на расходы), чтобы это не повлияло на экономику, чтобы это не приводило к таким же шокам, с которыми мы сталкивались за периоды кризиса и снижения цен на нефть. Мы сейчас имеем равновесную цену нефти для бюджета около 60 долларов за баррель. А себе ставим задачу: к 2019 году достичь сбалансированности бюджета на первичном уровне в размере 40 долларов за баррель. О чем это говорит? О том, что если цены на нефть (сегодня около 60 долларов за баррель) снизятся до 40, мы это не почувствуем – мы будем просто меньше откладывать ресурсов в резервы. 

Создание резервов – не только для целей накопительства. Это имеет очень существенное влияние на валютный рынок, на ставки, на общую ситуацию в экономике. Потому что если бы мы не откладывали нефтегазовые доходы в резервы, то волатильность курса рубля была бы совершенно другой. Чуть изменились цены на нефть – курс тоже изменился. Нужно ли нам это? Какая бы в этом случае могла быть прогнозируемость для бизнеса, который вкладывает свои ресурсы в новое производство? Как он может просчитывать бизнес-планы в таких условиях? Конечно, это все создает дополнительные риски.

Осуществив бюджетную консолидацию, мы, по сути дела, оздоровили и структуру экономики. В результате действий Правительства и Центрального банка бизнес почувствовал улучшения. Мы видим, что в 2016 и 2017 годах мы получили большие объемы прироста по прибыли предприятий. А прибыль предприятий – это, как известно, основной в России источник для инвестиций – поэтому и пошли инвестиции: их общий объем в прошлом году вырос на 4,4%. То есть это вложения в будущий рост, в будущее развитие нашей экономики. Соответственно, улучшилась ситуация и с долговой нагрузкой, и с банковским сектором: оздоровилась ситуация с банковским кредитом. У нас сократилась такая величина, как отношение кредитов к депозитам, то есть стало привлекаться больше ресурсов в депозиты банковской системы – и населения, и предприятий. Эти средства использовались для кредитования экономики.

***

Какой у нас потенциал развития экономики? Если мы не будем принимать реформ, структурных мер, то наш потенциал экономики будет колебаться всего лишь от 1,5% до 2%. Это оценка и ключевых агентств, и международных институтов. Министерство экономического развития у нас наиболее оптимистично, но, действительно, наша задача – иметь не 2% роста, не 2,2%, не 2,3%, а иметь его не ниже, чем мировые темпы экономического роста. Именно такую задачу поставил Президент. А мировой темп экономического роста сегодня – это 3,7-3,8% в год.

Поэтому, когда правительство рассматривает вопрос об источниках роста, то, конечно, по классике всегда нужно рассматривать три составляющие: труд, капитал и производительность труда. 

Какие факторы влияют у нас на труд? Это негативная демография. К сожалению, мы видим, что у нас каждый год население трудоспособного возраста уменьшается практически на 800 тысяч человек. И это будет происходить дальше, потому что мы столкнулись с таким демографическим трендом, демографическим кризисом.

На капитал влияет низкий уровень инвестиций. Для того чтобы расти, нам нужно иметь объем инвестиций на уровне не 23% к ВВП, а за 30%. Нам нужен сейчас именно инвестиционный рост – не текущий рост, не текущее потребление, как это было в предыдущие годы. Потому что, если говорить о текущем потреблении, то да, мы повышали возможность, повышали заработные платы, за счет этого рос потребительский спрос. Но в этой ситуации во многом потребительский спрос ориентируется на импортные товары. И, по сути дела, этот спрос переориентировался на спрос на импорт, который не влияет на рост внутри России. 

Ну, и, конечно, производительность труда. У нас она невысокая. Качество управления невысокое, поэтому именно на все эти позиции нам необходимо сейчас особо обратить внимание. Кстати говоря, и в послании Президента была отмечена как раз необходимость увеличения инвестиций, увеличения качества труда и его производительности.

Давайте немножко остановимся на каждом из этих вопросов. Вот труд. Мы говорим о том, что мы сейчас попали в ловушку замедления темпов экономического роста – так называемую ловушку среднего дохода. Потому что у нас замедлились темпы экономического роста в связи с ростом стоимости трудовых ресурсов до того уровня, при котором мы не можем обеспечить конкурентное преимущество на рынке. А добавленной стоимости, которую мы имеем, недостаточно, чтобы конкурировать с ключевыми экономическими странами. И лишь две страны – Южная Корея и Тайвань – преодолели вот эту ловушку среднего дохода. К сожалению, большинство стран с развивающимися рынками именно в ней и находятся. Но нам, безусловно, необходимо ее преодолевать.

Вот как раз вопрос по инвестициям. Смотрите, что происходит. Вот внизу (на слайде) – процентное соотношение доли инвестиций к валовому внутреннем продукту, наверху – темпы роста ВВП на душу населения. И здесь мы прекрасно видим тенденцию: чем больше инвестиции (а самый высокий уровень мы видим в Китае), тем, соответственно, и выше темпы. Потому что Корея, Сингапур, Индонезия, Индия, Таиланд имеют инвестиции порядка или более даже 30% от ВВП. Россия имеет около 23%. Может это дать нам тот рост, который мы хотим, выше мировых? Нам надо говорить о том, что нужно задействовать наш инвестиционный потенциал, с тем, чтобы объем инвестиций был как можно больший, и тогда уровень и темпы роста экономики, безусловно, будут выше. Мы сейчас проанализировали 64 страны, - и динамика, взаимосвязь между объемом инвестиций и ростом абсолютно стопроцентные.

Далее мы говорим об эффективности или производительности. Есть такой так называемый термин – остаток Солоу, это когда определяют, как считать производительность труда, когда показатель определяется качеством размещения труда и капитала. Сегодня мы говорим о необходимости повышения производительности за счет «обеления» экономики. И мы сейчас разрабатываем целый ряд мер для того, чтобы сократить объем теневого сектора… Мы говорим и о повышении эффективности госкомпаний, потому что у нас госкомпании еще не всегда ориентированы на конечный результат, на получение прибыли, на предоставлении своим акционерам дивидендов. Мы говорим о необходимости принятия налоговых мер для повышения производительности труда. Здесь и структурирование налоговой системы, и пересмотр так называемых налоговых расходов. И, конечно, мы говорим о необходимости повышения мобильности и переобучения рабочей силы, чтобы достичь цели – повышения производительности труда.

За счет чего мы собираемся увеличивать темпы экономического роста? Безусловно, база – это стабильность и предсказуемость макроэкономической среды, здесь и курс, и низкая инфляция, и процентные ставки. А за все эти параметры отвечает бюджет, точно так же, как и за фискальную нейтральность, фискальную предсказуемость. Мы говорим о том, что для бизнеса должна быть предсказуемая налоговая политика, - соответственно, структура налогов должна быть направлена на то, чтобы стимулировать рост. Не забирать через бюджет, не фискальный эффект получать от налоговой политики, а наоборот, через налоговую политику можно создавать стимул для экономического роста, что мы сейчас и будем делать, и будем предлагать изменения в налоговую систему.

И, конечно, через бюджет и через другие структурные меры мы должны стимулировать вложения в человеческий капитал: это и образование, это и здравоохранение, и демография. Все это должно способствовать росту экономики. Будет рост экономики, будет рост и благосостояния, занятости, будет больше доходов в бюджет. Мы говорим о необходимости уделять больше внимания конкурентной среде. Здесь и демонополизация экономики, и снижение искажающих факторов поддержки, и так далее. И мы говорим о необходимости переструктуризации, перестройки расходов бюджета. 

База, как мы говорили, это стабильная и предсказуемая макроэкономическая среда, это и бюджетное правило, которое влияет в целом и на платежный баланс, и на возможность Центрального банка смягчать денежно-кредитную политику, то есть снижать ставки и, соответственно, делать более доступными кредиты. Бюджетное правило создает предсказуемость и прогнозируемость для бизнеса.

Завершая: какие здесь еще есть стимулы для роста? Это и структура расходов, это вложение средств в человеческий капитал через бюджет, это вложения в те направления, которые через бюджетную систему дают возможность развиваться бизнесу, как крупному, так и малому, и среднему бизнесу. И сегодня Министерство финансов подготовило предложения – как по налоговым мерам стимулирования экономического роста, так и по структурным преобразованиям, – которые должны обеспечить нам темпы роста экономики не ниже, чем мировые. 

Спасибо вам за внимание.